Руслан Стойчев описывает события, происходившие с ним во время 2х-недельного пребывания в Монастыре Суб-Хач летом 2011 года. 04 января 2021
В конце мая 2011 я неожиданно для себя понял, что мне просто необходимо ехать в армянский монастырь Сурб-Хач, что расположен в горах в 5 км от Старого Крыма. Я даже переспросил сам себя, все ли верно я понял, и получив утвердительный ответ, что там нужно быть до Троицы, собрал нужные вещи и отправился в Путь на своем стареньком, но выносливом Форде из Алушты, где я еще тогда проживал. Сурб-Хач переводится с армянского на русский, как Святой Крест.
В тот год православная Троица совпадала с католическим днем Святого Духа. И, хотя Армянская православная церковь не имеет отношения к Римской католической церкви, но все же службы у них проходят не по юлианскому, а по григорианскому календарю (как у католиков).
Вот, приезжаю я в Сурб-Хач, и иду сразу в храм Сурб-Ншан (Святого Знамения). Храм этот имеет особое значение, и вокруг него поэтому монастырь еще в древности возник.
Доехал я до монастыря, пошел в храм, а затем уже, после молитвы, обратился к братии с вопросом, можно ли видеть настоятеля монастыря и договориться с ним, что бы остаться на несколько ночей на его подворье. Мне ответили, что паломникам негде останавливаться в монастыре, т.к. древние монашеские кельи еще не восстановлены, а насельники и монашествующая братия проживают в том здании, которое построено как гостиница для паломников. И к тому же настоятеля, отца Айрика, не оказалось в монастыре в связи с его отъездом в Армению. Он должен вернуться только через один день. Мне порекомендовали найти жилье в Старом Крыму, а на службы я мог являться по своему желанию днем, когда монастырь открыт для посещения.
Я поблагодарил за разрешение посещать службы (а они проводятся не как в Русской православной церкви, а несколько в иное время и в ином режиме), снова пошел в храм.
Притвор храма (помещение перед входом) — это высокое и изящное сооружение, на стенах которого присутствует множество изображений различных видов крестов. Искусно вырезанные Кресты наносились на стены и колонны в притвора и храме с давних пор по старой армянской традиции как прошение о благословении Вышнего в связи с различными событиями в жизни прихожан по согласию с настоятелем храма. Почти все изображения крестов имеют очень давнюю историю. Но все они— знамение Сущего о Его вышней воле, проявленной в жизни человеческой.
Вообще, нанесение изображений на стены православных храмов и монастырей — традиция давняя. Армянская церковь относится к восточной православной традиции , поэтому хач-кары — каменные кресты изготавливаются армянскими мастерами с первого века нашей эры, т.е. с самого момента зарождения христианства. Армения — единственная страна, которая приняла христианство как единую государственную религию еще в 320 году.
Но, я отвлекся от своей основной цели — описания событий, происходивших со мной во время моего пребывания в Суб-Хач на протяжении двух недель, вплоть до воскресения, 12 июня 2011 года. Именно в тот день случилось то, чего я так ждал: я попал под купол храма Сурб-Ншан, куда нельзя входить мирянам без благословения настоятеля монастыря.
Первых два дня я провел почти не выходя из храма. Я молился, засыпал, просыпался и снова молился. Молитва присутствовала и в моем сне и на яву. Периодически, я выходил попить чаю с плюшками, который готовила Оля — жена смотрителя музея монастыря (за что ей низкий поклон). Именно она меня «вытаскивала» в те моменты из храма, уговаривая выпить чаю. Сам же я не был голоден, и для меня такой режим был привычен. Но, из уважения к ней, я пил чай. А он, скажу я вам, был великолепен, хотя и самый обычный. Чудеса творит Вера человека и Любовь, в которой он пребывает, ибо в этом человеке является сам Сущий.
Не важно, какой деятельностью занят такой человек: готовит ли еду или убирает улицы или работает в офисе — он есть проявление Всевышнего, даже если он и не ведает этого. Это наше отношение вершит судьбу человека: «казнить нельзя помиловать». Где поставим знак препинания в своем Сердце для каждого и для всех вместе — таким каждый и другие и будут для нас и в себе. В этом и заключается знание (а точнее — осознание), которое принес миру Христос, проявляется Любовь, ибо любить кого-то и за что-то просто не возможно, т.к. Любовь — это не благостное (положительное) состояние вашей души, но и все прочие состояния, которые не являются благостными. ЛЮБОВЬ — ЭТО ВСЕ, БЕЗ ИСКЛЮЧЕНИЯ.
Все переживания, и позитивные и негативные и нейтральные. И прав и не прав будет тот человек, что скажет, что добро — это Любовь. Прав, потому, что ЕГО любовь — такова и являет собой добро. А не верен будет он и потому, что истинная любовь не имеет ограничений и пребывает во всем, и в добре и в зле. И только сам человек может трансформировать свое отношение ко злу и соединить его с добром. Вот тогда и проявится истинная Любовь, всеобъемлющая и безграничная. Сущий — и есть Любовь, а как Он проявлен во всем, в своей воле, он проявляется и в добре и в зле.
Ночевал я в своем авто на опушке леса, в паре километрах от монастыря. Первую ночь поехал на Старокрымское водохранилище, а потом уже останавливался в лесу. Когда же приехал настоятель монастыря, отец Айрик, то ему рассказали обо мне и о том, что я постоянно прихожу на службы. А службы проводятся там каждые три часа в 3, 6, 9, 12, 15, 19 и 21 час и длятся они от получаса до часа. Приходил я в то время только на дневные службы и, что бы получить разрешение на посещение ночных служб, я подошел к настоятелю и завел с ним об этом разговор.
Вначале, он меня стал выспрашивать, зачем я приехал в монастырь.
— У вас горе? — спросил он.
— Нет, ответил я, у меня все хорошо.
— Значит у вас что-то произошло в жизни, был какой-то стресс? — снова спросил он.
И на это я ему ответил, что у меня спокойно в Сердце и на душе и никаких стрессов у меня нет и не было.
— Не понимаю, зачем тогда вы приехали в монастырь? — еще раз спросил отец Айрик, а потом сказал, что ему нужно подумать и попросил подойти вечером этого же дня за ответом.
У меня не было причин обманывать его, но он старался разглядеть во мне некую причину, по которой я приехал в монастырь и хожу на службы. Я постарался объяснить ему, что мой внутренний голос настоятельно рекомендовал мне незамедлительно ехать в Сурб-Хач и быть здесь до самой Троицы. Ему было интересно, что это за внутренний голос, но поверил он мне только лишь несколько дней спустя, когда мы с ним стали ходить на ночные службы в полночь. Были мы на этих службах лишь вдвоем.
Вечером я к нему не смог подойти и поговорить, т.к. неожиданно к нему в гости приехали знакомые и он провел с ними весь остаток дня. А мешать ему я не посмел, поэтому решил, что подойду утром следующего дня. Так и сделал. Утром подошел и спросил его благословения на то, что бы мой автомобиль мог находиться на подворье монастыря, а я бы мог посещать храм и ночью. Он спросил, почему я не подошел вечером, на что я ответил ему, что не посмел мешать его общению с гостями. После этого он разрешил мне остаться в монастыре.
Шел уже пятый день моего пребывания в пространстве монастыря, где я уже стал «своим» и при мне даже не стесняясь говорили на армянском, забывая тот факт, что я его не знаю. Но, я понимал суть сказанного и поэтому был совершенно спокоен. Как и прежде, я почти все время проводил в храме, но в этот день приехало много людей с экскурсиями и пришла группа туристов, которые попросили показать им маршрут. Примечательно, что у них с собой не было даже карты, хотя они были вполне прилично экипированы всем необходимым. Я отдал им свою карту и нарисовал маршрут, после чего пошел к источникам испить воды.
На территории монастыря есть три источника: здоровья, красоты и мудрости. Первый можно увидеть сразу же, т.к. он виден при подходе ко входу к строению монастыря. Источник красоты менее известен, и находится он ниже источника мудрости. А вот источник мудрости — особенный. И особенность его в том, что на его каменной кладке есть изображение цветка и дерева жизни. Сами названия говорят о том, каково их предназначение. А вот одного из них мы с вами точно не забудем.
Это единственное изображение цветка жизни в Крыму, да еще и в православном храме. Для армянской православной церкви изображение цветка жизни — не редкость. По сути, семя жизни изображается и на церквях. Изображение шестилистника на полу даже не имеет отношения к религии. Обнаружил я его на полу административного здания Крымской астрофизической обсерватории (КрАО), что в пос. Научное, Бахчисарайского района, построенной в пятидесятые годы по указу И.В. Сталина. Какое отношение может иметь сакральный символ к науке? Самое прямое: это структура мироздания, изображенная в двумерной плоскости.
В тот же день я решил уйти за пределы монастыря, т.к. знал, что выше в паре километров есть остатки еще более древнего монастыря Сурб-Стефанос (Святого Степана), существовавшего гораздо ранее Сурб-Хач. Не могу и сейчас объяснить себе, почему более старый монастырь имеет меньшее сакральное значение, нежели действовавший ранее. Видимо, во всем не только сила места, а еще и «намоленость» его пространства.
Все таки, за все время существования храма Сурб-Ншан монастыря Сурб-Хач, молитва останавливалась на несколько десятилетий существования советской власти, когда вместо монастыря появился детский лагерь. Даже в периоды гонений турками и татарами христиан, монастырь существовал и службы не прекращались. Последний монах ушел из него в 20-е годы прошлого столетия, точнее, не ушел, а был расстрелян революционными комиссарами.
Но, винить их в этом мы не имеем никакого права. Они вершили то, что должны были свершить. И в этом также есть промысел Божий. На то была Его воля и произошло это лишь для того, что бы усилить веру народа в себе самом. Стоит задуматься над этим.
По дороге я встретил туриста из Киева, с которым решил прогуляться еще выше Сурб-Стефаноса, и не прогадал. Правда, тучи сгущались к серьезному дождю, но нас это не напугало. Я даже не знал, вернусь ли к вечеру в монастырь, но все же решил идти с ним. Если не ошибаюсь его звали Илья.
Вид на горы, открывшийся нашему взору в тот момент, когда мы вышли из леса был не просто впечатляющим, он был волшебным. Открылось огромное пространство, за которым и над которым сгущались грозовые тучи. Вдоволь насладившись видом, мы развели костер, попили чаю. Неожиданно из леса вышел еще один молодой человек. Как потом выяснилось — крымчанин, приехавший в командировку на Таврии с каким-то грузом и решивший посетить Сурб-Хач. Учитывая тот факт, что приехал он в Сурб-Хач поздно, он решил сразу же прогуляться в горы, где слегка заблудился. Он очень обрадовался нам и мне ничего не оставалось делать, как только возвращаться обратно в монастырь с ним вдвоем.
Всю обратную дорогу мы с ним проговорили о его жизни. Я немного рассказал о себе, о своей деятельности и мы тут же разобрали несколько ситуаций, выхода из которых он не находил. На самом деле его приход был не случайным. В жизни вообще не бывает случайностей, все закономерно. Но эта закономерность может быть выстроена человеческим умом, а может выстроена быть и в Духе, что куда важнее, нежели действия от ума. В этом проявляется воля Сущего. Вот и получилось, что его «направили» ко мне, о чем он даже не догадывался, а я в первый раз вышел из храма за все эти дни и сразу две встречи произошли — с ним и с киевлянином. Позже мы еще встречались и созванивались, и это уже был другой человек, осознающий себя и то, что происходит в его жизни, что собственно, важнее всего.
Вернувшись вечером в храм, я, как обычно, пошел на вечернюю службу в 21-00. Самыми сложными были ночные службы, которые отдельно стоит описать. В полночь и в 3 часа по утру всегда было не просто. И если полуночные службы проходили довольно легко, то вот заутренние были намного сложнее. Во время такой службы у меня появлялась боль в области сердца, в грудной клетке. Это была не физическая боль, но болело невыносимо. Однажды, устав от этого, я подошел к отцу Айрику и рассказал о возникающей боли, которая пропадала через 5 минут после окончания службы. Боль присутствовала всегда, почти на всем протяжении моего пребывания в Сурб-Хач. Сердце ныло невыносимо, и я одновременно и понимал и не понимал ее.
Он меня внимательно выслушал, расспросил, болел ли я когда-то и какими заболеваниями. Я ответил, что здоров, а в детстве я даже не помню своей медицинской карточки. В общем, никаких объяснений он мне не дал, да я и не просил. Я ему рассказал скорее для информированности происходящего, нежели для того, что бы получить ответ от него. Я знал, что это пробуждается моя Душа и стремится к Духу Всевышнему.
Потом были полуночные службы вдвоем с отцом Айриком. Монашествующие всегда менялись, только я оставался неизменным «атрибутом» на его службе. Было так, что после полуночной службы мы выходили их здания храма Сурб-Ншан, останавливались оба на его широком пороге, не сговариваясь поднимали головы к небу и смотрели, как небо оживало мириадами звезд. Нет, это было совершенно иначе, нежели просто видеть звездное небо. Оно становилось на пару минут глубоким и живым, как океан или море и выглядело не плоско, как обычно, а иначе.
Звезды приближались и удалялись, уходили в водоворот то в одну сторону, то в другую. В общем, пространство небес жило обычной своей жизнью, той, которая нам не ведома, но к которой нам дали возможность прикоснуться взглядом наших глаз. Мы завороженно смотрели, осознавая, что это длится лишь миг и одновременно, каждый раз, произносили: сказка. Потом выходили из дворика монастырского храма, снова поднимали головы и смотрели в ночное небо. Но, небо уже было обычным, таким, каким мы можем его видеть всегда. Каждый раз удивлялись этому чуду как дети, снова и снова.
После полуночной службы я шел в свой автомобиль и ложился спать на пару часов. Просыпался в 2-30, вставал и снова шел к 3-00 часам на службу. Однажды, проснувшись, я вышел из авто (а мой автомобиль стоял почти у самой сторожки), я пошел к храму. Проходя мимо старых стен монастыря, я услышал пение. Я подумал, что опоздал уже на службу и проспал ее начало и быстро побежал к храму. Каково же было мое удивление, когда подбежав к воротам во дворик монастырского храма, я обнаружил, что они заперты снаружи. Их всегда закрывали на навесной замок на ночь во избежания недоразумений.
И вот, я подошел к ним и стоял как вкопанный минут 15, не понимая, что происходит. Пение я слышал отчетливо и не мог его спутать ни с чем другим. Слышал его пока шел от угла здания до следующего угла. Там через здание проходят сквозные окна, летом открытые всегда и все, что происходит во дворике храме через них слышно, но не видно (расположены высоко, на втором этаже здания).
Через некоторое время пришел на службу диакон и отпирая ворота, спросил, чего я так рано? Я не стал ему ничего говорить, но утром рассказал другим. На это мне спокойно ответили: святые отца часто поют псалмы в храме, так что ничему не удивляйся. На этом я и успокоился.
А еще есть интересное из такого в Сурб-Хач. В опорную стену перед паломнической гостиницей (в которой пока еще живут служители монастыря) вделан очень интересный камень. Никто не смог объяснить мне откуда он появился и как попал в стену, но внешне он очень интересен. Это природный камень, выглядящий в виде раскрывшейся розы, каменные лепестки которой в своем множестве и многообразии не имеют известных мне аналогов.
Но, помимо камня с кристаллическим «лепестками», есть еще в храме Сурб-Ншан образ Спасителя большого размера. Установлен он на подставке в левой нише при входе в храм. Ниша сама малоосвещена и возможно за счет этого создается определенный эффект.
Все дело в том, что каждый смотрящий на образ Божия, видит взгляд Спасителя по-особому. Кто-то видит его открытым, всевидящим, а кто-то видит глаза Христа закрытыми. И так со всеми, кто смотрит на него, даже если человек не знает об этом эффекте.
Я думаю, что даже фотоснимок образа передает этот эффект. Ради интереса, посмотрите в глаза Спасителю: видите ли вы Его взгляд, открыты ли глаза?
Возможно, это по причине святости пространства храма, а возможно, просто обычный глюк. Это не важно, главное, что эти изменения не проходят безследно. А еще свечи, поставленные в храме Сурб-Ншан, стекая воском в песок, окрашивают его в красный цвет.
В общем, провел я в монастыре Сурб-Хач десять дней, присутствуя на всех проводимых службах. 12 июня 2011 года в храме собралось очень много людей (не только армян). Все это время, пребывая в храме наедине с самим собой, я преодолевал постоянное желание перешагнуть за красную ленточку, натянутую между колоннами перед входом в алтарь. Это было невыносимое желание юркнуть под нее и оказаться под куполом церкви. Но, оно было совершенно безпочвенным. Что я получу от того, что сделаю так? — думал я. Ну, окажусь под куполом, и что?
Но это желание снова и снова возникало во мне и не давало покоя. И я снова и снова молился и усмирял его, пока совсем не забыл о нем. Стою среди всех прихожан и жду начала службы. Пришли все служители монастыря, ждут только его настоятеля. И вот идет отец Айрик. Выглядит он величественно, проходит к алтарю (а алтарь в армянской церкви открыт, без иконостаса) и дьякон подает ему мантию. Настоятель читает благодарственную молитву, берет в руки мантию, и одевает ее на плечи.
А все службы, проводимые со мной, мы начинали все эти дни с «Отче наш» на армянском и русском. Я читал на русском, а они на армянском языке. И происходило это одномоментно, вслух. Так же и заканчивались службы, в голос, на обоих языках звучало: «Отче наш» . И вот, пришло время начать службу, но отец Айрик медлит. Неожиданно я слышу, как меня зовут по имени. Я поднимаю голову и вижу зовущего меня дьякона Артура.
Удивленный, подхожу к нему и еще с большим удивлением слышу, что он мне говорит: «В связи с тем, что в храме есть и русскоязычные прихожане, а они не поймут армянского, ты должен будешь читать службу на русском для них, а я — на армянском». Я не понимаю, как это может быть, но соглашаюсь. Мне дают в руки книжицу с напечатанной в ней службой на армянском и русском и я читал на русском языке. Но, самое важное: для этого мне необходимо было находиться рядом со служащими, под тем самым куполом, куда я так жаждал попасть.
Читая службу на русском языке, а точнее вторя на русском, я проживал каждый миг своего присутствия там совершенно иначе, нежели это было до этого момента. Храм, алтарь, прихожане, служащие — все стало мною и я стал ими. И это состояние единства осталось со мной на всю жизнь.
По окончании службы, после того, как в храме никого не осталось кроме меня, я вышел. Пришел момент расставания, отбытия обратно в Алушту. Сурб-Хач не просто стал моим вторым домом. Я стал им, а он — мною. И так было всегда, только я этого возможно не осознавал. Прощались, но не расставались. На прощание сфотографировались.
Нет уже многих тех, кто был тогда в монастыре, разъехались по разным другим монастырям. Я уехал чуть позже в Киев для того, что бы посетить различные места Силы на территории всей Украины, но всегда, приезжая в Сурб-Хач, я приезжаю к себе домой… Храни вас Бог, друзья!
